Тема #292205

Х***й и х***р. Вот любопытнейшие словечки! Их история проясняет причины и историю возникновения всей матерщины, так что очень удачно, что они - последние в списке.

В древнерусском языке мужской половой член назывался уд (от праиндоевропейского ud- “вверх, наружу”); родственным является слово удочка, деминутив (уменьшительная форма) от еще встречающегося в диалектах древнерусского слова уда -- парной к уд женской формы.

До XVIII в. слово уд свободно употреблялось в устной, письменной и печатной речи. Однако со второй половины XVIII в. в русской культурной жизни проиcходили глубокие изменения. Социальная элита, преодолев, наконец, собственный консерватизм, так бесивший государя Петра Алексеевича, начала жадно впитывать европейскую культуру. А в Европе с конца XVIII в. свирепствовал сентиментализм, из литературного течения превратившийся в стиль жизни дворянских слоев общества. Манерно-возвышенные герои Ричардсона (помните ностальгическую иронию Пушкина “Ах, Грандисон...”?) стали эталоном поведения и речи: так старушка Европа выковывала образец “gentilhomme” (“благородного человека”). Появились многочисленные “do’s and dont’s” (“можно и нельзя”) в манере поведения и разговора, особенно при общении мужчин и женщин. Некоторые темы стали для такого общения абсолютно запретными, табуированными; в первую очередь это касалось плотской стороны любви и вообще всей физиологии человека. Представляю себе, как хохотала бы над этим вздором, к примеру, королева Наварры Маргарита Ангулемская (XVI в.), автор весьма соленого “Гептамерона”! Тем не менее, замечу в скобках, сентиментализм, при всех своих комичных сторонах, содействовал нравственному оздоровлению Европы, без чего ее дальнейшее развитие в сторону капитализма скорее всего приняло бы те беспардонные формы, которые мы наблюдаем ныне на “постсоветском пространстве”.

Русское дворянство хорошо усвоило европейский стандарт светского поведения и разговора, исключив из оборота всю неприличествующую джентльмену тематику, а заодно и связанные с ней слова. Существенную роль в табуизации упомянутой тематики в русском обществе сыграла и Православная Церковь, искони занимавшая фундаменталистские позиции в вопросах половой жизни; мало-помалу этот фундаментализм перерос в фарисейское ханжество, процветающее в православно-клерикальной среде и поныне. В дальнейшем табуированные темы и слова не допускала в печатные книги правительственная цензурная служба, почему эти слова и стали именоваться "нецензурными" или "непечатными".

Вернемся теперь к нашим х..., к нашим баранам, я хотел сказать. Слово “уд” оказалось одним из запретных (позже оно вновь стало дозволенным, но воспринималось уже как архаизм). Однако предмет-то существовал, а главное, существовало множество связанных с ним проблем (особенно в те времена, когда венерические болезни были распространены больше, чем сейчас грипп). И вот в дворянской среде стал использоваться эвфемизм (этически допустимая замена) -- латинское местоимение hoc (“это”). Скорее всего его ввели в употребление привычные к латыни лекари. Угодливо сообразуясь с нравами своих богатых пациентов, они назначали лекарство “для этого” (родительный падеж) или “этому” (дательный падеж), что по-латыни звучит соответственно как huius и huic. Менее образованные пациенты русифицировали ученую латынь. Возможно, например, что форму дательного падежа huic они воспринимали как деминутив, и, питая уважение к собственному детородному органу, предпочитали называть его “полным” именем х... (еще, небось, обижались на медиков, пренебрежительно отзывающихся о предмете их мужской гордости: “Это у тебя, немчура проклятая, хуик, а у меня-то эва какой красавец! Самый что ни на есть х...!” ).

В подтверждение этой гипотезы замечу, что примеры такого словообразования хорошо известны. Например, заимствованное в XVIII в. из голландского языка слово zondek, означающее “прикрытие (dek) от солнца (zon)”, зазвучало по-русски как зонтик и вскоре стало восприниматься как деминутив от слова зонт; так родилось новое русское слово, не имеющее аналогов в других языках (это лингвистическое явление называется редеривацией).

Однако приключения наименования мужского полового органа продолжились далее. Очень скоро и название х... стало казаться непристойным. На письме его заменяли первой буквой с точками, а в устной речи использовали название этой буквы - х*р (вспомните дериват “пох***ить”, первоначально означавший “лишить документ силы, перечеркнув его косым крестом”). Но не тут-то было! Предмету мужской гордости и девичьих грез никак не удавалось обрести приличного имени: невинное название буквы в свою очередь приобрело ауру непристойности и стало нецензурным.

Эта языковая проблема остается неразрешенной и поныне. Слово член, во-первых, многозначно, а во-вторых, тоже уже приобрело неприличный оттенок; в то же время такие заимствования как пенис, фаллос, приап и им подобные никак не могут получить полноправного русского гражданства.


мат или нет? слово ну понятно какое х***р